Письмо в редакцию

 

Уважаемая редакция «Нового литературного обозрения», в № 122 журнала на­печатано письмо К.М. Азадовского, в котором я необоснованно обвинен в клевете. Прошу напечатать нижеследующий ответ К.М. Азадовскому.

 

Константин Маркович, прежде всего хочу Вам сказать, что статью «О необходимости исторического подхода при решении текстологических задач» (как и другие статьи на эту тему) написал я и только я отвечаю за каждое мое слово. Коллеги согласились с моим выводом о том, что все 23 письма Горького, опубликованные В.И. Анучиным в 1941 г., подлинные, потому что их убедили мои аргументы, которые Вам до сих пор так и не удалось опровергнуть.

Вы, Константин Маркович, обвинили меня в клевете, заявив, что мною якобы утверждается «мысль: работа Л.В. Азадовской была заказной, конъюнктурной»^[1]. Но это Ваши слова, не мои. Я лишь сказал: опубликованию статьи Л.В. Азадовской «История одной фальсификации» (Новый мир. 1965. № 3) способствовало предстоящее празднование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина, поскольку Лидия Владимировна утверждала, как и Б.В. Яковлев, что В.И. Анучин с В.И. Ле­ниным не встречался и не переписывался^[2]. Но это утверждение противоречит опубликованным еще в 1958 г. воспоминаниям Е.П. Пешковой, проигнорирован­ным Вашей матерью и Б.В. Яковлевым. Екатерина Павловна писала: «Алексей Максимович перевел разговор на литературу... говорил о писателях Сибири, при­чем упомянул о Василии Ивановиче Анучине. При упоминании имени Анучина Владимир Ильич рассказал, как он встретился с ним в Красноярске по пути в ссылку в село Шушенское, и тот водил его в Юдинскую библиотеку»^[3]. Когда я Вам, Константин Маркович, указал на то, что утверждение Л.В. Азадовской противоречит свидетельству Е.П. Пешковой, Вы, пытаясь доказать правоту своей матери, ответили мне следующим образом: «Нет сомнений: упоминая об Анучине, Екатерина Павловна пересказывает строки поддельного горьковского письма от 25 мая / 7 июня 1909 года (о "сибирском шамане" и "похождении" в Юдинскую библиотеку). Многократно перепечатанные, эти строки к 1958 году уже настолько вошли в сознание современников, что Екатерина Павловна ничуть не сомневалась в реальности самого события и "вспоминала" искренне»^[4]. Что это, говоря Вашим же языком, как не «предположение и домысел»^[5], против использования которых в научной дискуссии Вы совершенно правильно протестовали. И, конечно, такой аргумент не может браться в расчет.

Исследование биографии и творчества В.И. Анучина Л.В. Азадовская начала, как она сама призналась^[6], с обнаружения в архиве мужа письма библиографа А. Н. Турунова к М.К. Азадовскому от 5 апреля 1946 г. В этом письме было высказано предположение о том, что все 23 письма Горького, опубликованные В. И. Анучиным в 1941 г., — подделка. «Недавно я видел, — писал А.Н. Турунов, — небольшую прелюбопытную брошюрку: "Письма М. Горького к В.И. Анучину"!!! Самарканд, изд. Педагогич. института. 1941. Там 23 письма, публикуемые по ко­пиям, снятым с подлинных В.И. Анучиным. Удивительные письма! Неужели они были когда-либо действительно написаны?»^[7] Прочитав письмо, Л.В. Азадовская поставила перед собой задачу предположение А.Н. Турунова доказать. Исходя из поставленной задачи она трактовала все попадавшиеся ей в ходе работы доку­менты. Поэтому она дату первого письма В.И. Анучина к Горькому прочитала как «23 мая 1911 г.»^[8]. В действительности письмо было написано 23 мая 1901 г.^[9]И другие сохранившиеся в архивах документы говорят о том, что именно в это время В.И. Анучин хотел начать и начал общение с Горьким, бывшим тогда одним из руководителей издательства «Знание». 23 февраля 1900 г. Василий Иванович посылает свое первое письмо в «Знание» (обращения в письме нет):

«Я пишу о новых книгах в следующих газетах: "Сибирская Жизнь", "Сибирский Листок", "Енисей", "Восточное Обозрение" и в "Сибирской Торговой Газете".

Некоторые фирмы (О.Н. Попова напр.) присылают мне свои издания "для от­зыва" — быть может, и Вы сочтете возможным сделать так же.

Вырезки из газет с отзывами могу прислать.

С почтением

Вас. Анучин»^[10]

 

Получив через некоторое время ответ, пишет в издательство вторично:

«М.Г.

Согласно Вашему желанию шлю Вам № одной из сибирских газет, в которых я пишу рецензии»^[11].

21 марта 1901 г. сообщает Г.Н. Потанину: «М. Горького я еще не видел, и по­тому мне трудно о нем говорить»^[12].

 

И, наконец, 23 мая 1901 г., посылая очередное письмо в «Знание», обращается непосредственно к Горькому:

«Глубокоуважаемый Алексей Максимович.

Извините, но я решил послать Вам мою книжку (Анучин В.И. Вечный скита­лец: Сибирская легенда. СПб., 1901. — Е.Н.). Может быть, Вам как-нибудь слу­чится ее прочесть. Суть, конечно, не в этом. Я решил послать для сборника "Зна­ния" рассказ — так вот предварительно шлю визитную карточку — вероятно, Вам не приходилось слышать моего имени.

Желаю доброго здоровья»^[13].

 

Главным аргументом в пользу того, что все 23 письма, опубликованные В.И. Анучиным по копиям в 1941 г., подлинные, является история возникновения этих копий. Дело обстояло следующим образом. В середине 1930-х годов редакция «Литературного наследства» принимает решение о подготовке тома, посвящен­ного Горькому (том должен был охватывать период до начала Первой мировой войны). 25 февраля 1935 г. редактор «Литературного наследства» Г.А. Смольянинов обратился к В.И. Анучину, проживавшему тогда в Самарканде, с просьбой прислать копии писем Горького за указанный выше период^[14]. 7 апреля 1935 г. подборка из 23 писем уже лежала на столе редакции^[15].

В свое время, Константин Маркович, Вы согласились, что все происходило именно так, как я сейчас изложил. Согласились Вы и с тем, что за столь корот­кий срок нельзя было создать фальшивку. Поэтому, возражая мне, Вы заявили: «Ясно, что к тому времени (к моменту получения запроса из "Литературного наследства". — Е.Н.) корпус горьковских "писем" (в том виде, как они будут из­даны в 1941 году) уже сложился; во всяком случае, работа (по изготовлению фальшивки. — Е.Н.) близилась к завершению»^[16]. Вы говорите: «ясно», но никаких доказывающих эту «ясность» документов не приводите. Опять Вы прибегаете к «предположению и домыслу», Вами же осужденным как аргумент в научном споре. И, конечно, с таким аргументом считаться нельзя.

В заключение, Константин Маркович, обращаю Ваше внимание на то, что выражения «неадекватное поведение корифеев нашего горьковедения принимает уже воистину клинические формы»^[17] и другие, подобные, унижают только Вас, их автора, и доказывают Вашу неправоту.

С уважением

Евгений Никитин