«Ученый-большевик призван оценивать объективно»: Рецензии в советской исторической периодике 1930—1950-х годов

Sergei Matveev. “A Bolshevik Scholar Ought To Make Objective Evaluations”: Reviews in Soviet Historical Periodicals in the 1930s — 1950s[1]

Рецензия — один из важнейших жанров текста в гуманитарных и общественных дисциплинах, по которому можно судить о состоянии целых отраслей знания и частных научных вопросов. Среди же гуманитариев наиболее активно рецензии и ответы на них пишут историки [Степанов 2016: 83]. Представляется интересным определить степень влияния государственной идеологии на жанр рецензии в советской исторической науке 1930—1950-х годов, установить его нормы и функции в период общественных потрясений, которые затронули в эти десятилетия и академический мир.

В какой степени советские ученые использовали рецензии как инструмент идеологической расправы со своими оппонентами? Какие исторические журналы последовательно и строго придерживались норм академической этики и почему им это удавалось? Сохранялись ли отрасли исторической науки, не попавшие под абсолютное влияние официальной идеологии? Была ли возможность честно писать о книгах, изданных на Западе? В статье анализируются рецензии, опубликованные в советской исторической периодике 1930—1950-х годов.

Научных журналов, которые читали и в которых публиковались советские историки, было сравнительно много — более десяти общесоюзных изданий дополнялись различными университетскими вестниками. Источником исследования являются советские периодические издания разного типа — общедисциплинарные журналы «Вопросы истории» (1945—1959), «Новая и новейшая история» (1957—1959); тематические издания «Советская этнография» (1934—1959), «Вестник древней истории» (1937—1941, 1945—1959), «Преподавание истории в школе» (1946—1959), «Советская археология» (1957—1959), а также «Вестник Московского университета» (1936—1959)[2]. Раздел рецензий, как правило, называвшийся «Критика и библиография», практически сразу закрепился во всех этих журналах и включал в себя от трех до шести публикаций. В общедисциплинарных журналах ежегодно выходило около 6 рецензий на зарубежные работы, т.е. одна такая рецензия на два выпуска, в тематических изданиях подобных публикаций было гораздо больше. Так, около трети всех рецензий в «Вестнике древней истории» было написано на книги, вышедшие за рубежом. В перечне избранных для исследования изданий исключением является «Вестник Московского университета», где критический блок был общим для всех гуманитарных дисциплин, а в некоторых номерах отсутствовал. В общей сложности в ходе исследования было обработано около пятисот рецензий.

Рецензия в советской исторической периодике имела строгие правила и выполняла четыре задачи: информационную, т.е. сообщала о выходе новой работы и давала краткий анализ содержания книги, иногда переходящий в пересказ; аналитическую, т.е. пыталась дать квалифицированную оценку работы автора в контексте развития научной проблемы или дисциплины в целом; коммуникативную — блок рецензий становился площадкой для оживленных научных дискуссий; идеологическую — рецензия была инструментом идеологической критики, а иногда и расправы над авторами и изданиями, недостаточно строго придерживавшимися марксистско-ленинской ортодоксии.

В зависимости от конфигурации задач можно выделить обзорную, научно-полемическую и идеологическую рецензии. В рецензии любого типа присутствует набор обязательных компонентов, ставших признаками жанра. Законодателем мод здесь выступал респектабельный журнал «Вопросы истории», возникший в результате слияния в 1941 году двух изданий — «Историк-марксист» и «Исторический журнал». Заглавие у рецензий, как правило, отсутствовало — исключением были «Вестник древней истории» и «Советская этнография» с нейтральными заголовками: «Новая книга про Древний Египет», «Интересное исследование античного полиса», «Новейшая работа о происхождении египетского государства» и т.д. Роль заглавия в остальных изданиях выполняло полное библиографическое описание рецензируемой книги. Затем следовала попытка рассмотреть книгу в контексте современной научной жизни. Если автор являлся крупной фигурой академического мира, то непременно несколько строк посвящалось его прошлым заслугам и актуальным занятиям, после чего следовало краткое описание структуры монографии, разворачивающееся в более подробный анализ каждого ее раздела. Вторая часть рецензии полностью посвящалась критике и предполагала три сценария: обзорной, научно-полемической или идеологической рецензии. В первом случае критика могла быть очень формальной и ограничиться претензиями к качеству издания, «досадным ляпсусам», «которые никак не влияют на качество работы». Второй случай предполагал серьезную полемику по поводу гипотезы, методов и выводов автора книги. Как правило, такие схватки затевались академическими тяжеловесами и могли продолжаться на страницах нескольких выпусков журнала. Идеологическая рецензия чаще всего нарушала правила жанра. Во всех рецензиях подобного типа присутствовал коллективный субъект — советский ученый, который должен «являть собой образец», «помнить о гениальной книге», «не поддаваться искушениям», «понимать социальное значение», «руководствоваться единственно верным марксистско-ленинским методом», «в интересах всей истории древнего мира» и т.д. Западный автор, как правило, «страдает от методологической беспомощности», «не владеет основами историко-материалистического метода», «не поднимается до понимания процессов», «является заложником буржуазной идеологии», а иногда оказывается «трубадуром американского империализма», поэтому его выводы порой «насквозь фальшивы».

Общие журналы, в первую очередь вестники крупных столичных университетов, чаще всего публиковали идеологические рецензии. Выразительный пример такого текста можно найти во втором выпуске «Вестника Московского университета» за 1952 год, где М. Стишов анализирует книгу проф. Г. Непесова «Победа советского строя в Северном Туркменистане (1917—1936)», написанную на основе одноименной диссертации. Автор рецензии, нарушая законы жанра, обходит пересказ работы и начинает с того, что «книга Непесова является от начала до конца порочной, не отвечающей задачам марксистского исследования истории туркменского народа... Непесов фальсифицирует и искажает историю Туркмении, освещая ее с буржуазно-националистических позиций» [Стишов 1952: 181]. Отличительной чертой этой рецензии-расправы является переход от книги к диссертации, а затем и к материалам заседания ученого совета, на котором она была защищена. М. Стишов сообщает, что выступление официального оппонента проф. И. Разгона «совсем не похоже на выступление ученого-большевика, призванного объективно оценить оппонируемую им работу» [Там же: 182], потому что «проф. Разгон выступал на защите не как обычный оппонент, а как лицо, явно заинтересованное в успешном исходе защиты диссертации…» [Там же: 183]. Примечательно, что автор рецензии в сносках помечал места работы критикуемых им ученых. Результатом этой публикации стал отзыв докторской степени проф. Г. Непесова, академическую судьбу других героев текста выяснить не удалось. Несмотря на дух времени, подобные рецензии были исключением и в исследуемом материале их количество не превышает десяти, т.е. 2% от общего числа.

Заказчиком идеологических рецензий выступает не столько профессиональная академическая аудитория, желающая надлежащей экспертизы книг, сколько партия в виде различных контролирующих идеологию инстанций (парткомы факультетов и институтов, различного рода активисты из числа коллег, «бдительные» завистники). Таким образом, идеологическая рецензия корректировала не научную репутацию исследователя в глазах коллег-ученых, а идейно-политическую в глазах партийных работников и общественных организаций.

Объем текста рецензии редко превышал 15 тыс. знаков и зависел от того, к какому типу она принадлежит. Наиболее краткими были обзорные рецензии, преобладавшие в тематических журналах («Вестник древней истории», «Советская археология», «Советская этнография»), их количество в исследуемом материале самое внушительное — более 75%, средний объем текста — 10 тыс. печатных знаков. Научно-полемические рецензии иногда напоминали историографические статьи и, сохраняя традиционную структуру, имели непропорционально крупный критический блок, превышая в объеме 40 тыс. знаков, т.е. печатный лист. К научно-полемическим рецензиям можно отнести чуть менее четверти всех исследованных текстов. Авторы идеологических рецензий, не следуя законам жанра, пренебрегали целыми разделами и могли начинать свои тексты с полемики.

Однако даже самые доброжелательные рецензии содержали какую-либо критику, чаще формальную, адресованную физическому качеству работы: «Нельзя не пожалеть о том, что издательство отнеслось к изданию книги с недостаточным вниманием — воспроизведения тусклые, со смазанными контурами…» [Кобылина 1940: 139], «изображенная лира названа в описании арфой…» [Блаватский 1938: 227], или облеченную в форму рекомендации автору: «Приходится пожалеть, что автор не дал никакого аппарата и даже не указал минимума литературы к каждой главе…» [Е.К. 1940: 139—142], иногда сочувствие в связи со сложностью материала: «Автор не разрешил всех противоречий, и это прежде всего объясняется запутанностью и противоречивостью самих письменных свидетельств» [Смирнов 1937: 220].

Неизменно обращает на себя внимание стилистика не только идеологических, но и научно-полемических рецензий, авторы которых не стеснялись в выражениях и с легкостью замечали, что исследователь «не утруждал себя выяснением вопроса» [Андреев 1946: 139], «перемешал все мысли» [Там же: 140], «поучает читателя» [Там же: 139]. Случалась и обратная ситуация, когда представители старого университета, сумевшие сохранить позиции в советской академии, защищали поле нормальной науки и академический язык от рабоче-крестьянских парвеню, сделавших стремительную карьеру в 1930-е годы. Например, проф. И. Лурье с нескрываемым раздражением писал о едва ли не дворовом стиле подписей под древнеегипетскими иллюстрациями («Красотка с зеркалом», «Голова Тахарки» и т.д.) в издании «Древний Египет» (Снегирев И.Л., Францов Ю.П. Древний Египет. Л., 1938). Автор рецензии, помимо содержательных замечаний, стремится предъявить читателю все «занозы», найденные в книге младших коллег: «для иллюстрации подобраны неподходящие примеры», «статуя фараона не бронзовая, как полагает автор, а медная», «обработка земли Древнего царства иллюстрируется рисунками Нового царства», «небрежно составлены подписи под рисунками», «дома не только в Древнем царстве, как думает автор, но и позднее никогда не строились целиком из камня», «храм XI династии в Диер-эль-Бахари принадлежит фараону Ментухотепу III, а не Ментухотепу II» [Лурье 1938: 220—223]. Проф. С. Дмитриев в 1945 году позволил себе в рецензии на книгу «Из боевого прошлого русской армии», подготовленную главным архивным управлением НКВД, критику скудной базы источников, а также небрежно составленного указателя имен, в котором И.Ф. Паскевич, князь Варшавский, превращается в двух персон — собственно Паскевича и некоего Варшавского [Дмитриев 1945: 135—137].

Редакторы «Вопросов истории», не желая жертвовать респектабельностью академического издания, избрали стратегию заказа рецензий, которая впоследствии распространится на все крупнейшие исторические журналы, — публиковать преимущественно положительные обзоры, содержащие лишь формальную критику и неидеологическую полемику. Подобный подход без затруднений работал с книгами авторитетных ученых, рецензии на которые порождали порой интереснейшие дискуссии своего времени. Например, полемика о существовании веча как признака военной демократии в дофеодальном Киевском государстве (дискуссия Б. Грекова и С. Юшкова на страницах «Вопросов истории») или спор о социальной природе якобинской диктатуры (полемика московской школы А. Манфреда и ленинградской школы В. Ревуненкова в «Новой и новейшей истории»).

Тематические журналы были значительно меньше подвержены влиянию официальной идеологии и практически не становились площадкой расправы с неугодными авторами и работами — в «Вестнике древней истории» встречается только одна идеологическая рецензия [Пассек 1938: 129—131]. Историки Советского Союза гораздо свободнее чувствовали себя в предметных областях, обойденных вниманием классиков марксизма-ленинизма. Издания по археологии и древней истории стали местом существования нормальной науки, потесненной в больших общедисциплинарных журналах. Например, в «Советскую этнографию» политика и идеология проникали чаще в исключительных обстоятельствах, каким было убийство С. Кирова, и проникновение это ограничивалось публикацией официальных сводок (Советская этнография. 1934. № 6. С. 3—4). После 1933 года в рецензиях даже тематических журналов открывается фронт борьбы с немецкой наукой, представители которой «мобилизуют все средства на пропаганду расовых и национальных предрассудков, на борьбу со всевозрастающим влиянием марксизма-ленинизма» [Кагаров 1937: 188]. Фронт этот, стремительно развалившийся в 1939 году, был скорее исключением в работе тематических журналов по истории.

Пожалуй, один из немногих исторических журналов 1930—1950-х годов, читая который можно совершенно забыть о времени его издания, — «Вестник древней истории». Он был одним из первых исторических журналов с большим разделом «Критика и библиография». Рецензии, опубликованные в этом издании, имели строгую структуру, главной частью которой является пересказ содержания книги и ее анализ в историографическом контексте. Размышления об идеологической корректности автора и обращения к марксистско-ленинскому методу остаются на втором плане. Даже анонимные рецензии — предвестник неприятностей для автора книги — были в «Вестнике древней истории» абсолютно корректны. Так, некий Н.М. в рецензии на книгу А. Рановича «Очерк истории древнееврейской религии» (Москва, 1937) критикует автора за недостаточное внимание к социальным мотивам в проповедях пророков, нарушение логики изложения материала одной из глав и плохое качество иллюстраций [Н.М. 1938: 125—128].

Наиболее идеологизированная и разгромная рецензия была опубликована в первом номере «Вестника древней истории» 1938 года и называлась «О дилетантизме в науке» — такую характеристику получила книга Б. Богаевского «Орудия производства и домашние животные Триполья» (Ленинград, 1937). Дурные предчувствия, возникающие после прочтения заголовка рецензии, оправдываются лишь частично, потому что помимо предупреждения читателя о том, что книга Б. Богаевского, «несмотря на цитаты из Маркса и Энгельса, от марксизма столь же далека, сколь от археологии», присутствует обстоятельный историографический анализ и чисто научная полемика, сильно подпорченная, однако, аргументом о порочности способа писать о советских древностях на основании зарубежной литературы [Пассек 1938: 129—131]. Рецензия не имела последствий для карьеры автора книги.

«Вестник древней истории», «Советская этнография» в 1930—1950-е годы, как и «Советская археология» с 1957 года, систематически публиковали свободные от традиционных штампов рецензии на зарубежные издания (Вестник древней истории. 1937. № 1. С. 157—162; 1938. № 1. С. 123—125; 1940. № 1 (10). С. 135—138; Советская археология. 1957. № 2. С. 275—277, 293—301; 1957. № 3. С. 311—313; 1957. № 4. С. 195—198). Небольшие обзоры были призваны информировать советских ученых о появлении новых работ и содержали лапидарный, но очень тщательный пересказ структуры, «основной мысли» и «главных научных выводов» исследований. Ожидаемая критика «ограниченности буржуазной историографии», как и многочисленные ссылки на «единственно правильный марксистско-ленинский метод» и «направляющую роль сталинских идей» авторами рецензий, как правило, опускались. Например, самым жестким идеологическим упреком «Римской империи» М. Беньё было замечание, что читатель не найдет в работе французского автора «даже попыток по-новому поставить те общие вопросы римской истории» [Машкин 1940: 138], какие возникают у советского исследователя. Не трудно вообразить, что некоторые советские антиковеды воспринимали эту критику в качестве рекомендации для чтения. Для немногочисленных дежурных фраз, проникших в рецензии «Вестника древней истории», предназначался исключительно последний абзац, научные выводы рецензии при этом помещались парой строк выше. Например, рецензия на книгу Г. Ранке «Египетские личные имена» (Глюкштадт, 1935) завершается размышлениями о древнеегипетском алфавите, в последнем абзаце переходящими в разговор о недостатках работы, связанных в значительной степени с «тяжелыми условиями, в которых находятся наука и ее представители в современной Германии» [Авдиев 1938: 125]. Рецензия Р. Шмидта на работу англичанина Т. Скита «Дорийцы в археологии» (Лондон, 1934) вообще без критики, только краткий пересказ основных выводов [Шмидт 1937: 157—162]. Рецензия И. Крачковского на монографию датского арабиста Д. Нильсена помимо похвалы западному ученому содержит сетования на отсутствие значительных открытий советских исследователей в области южносемитской эпиграфики [Крачковский 1938: 145—149].

В «Вопросах истории» рецензии на западные издания публиковались достаточно часто. Помимо лаконичного пересказа рецензируемой работы как под копирку вставлялись фразы о «методологической беспомощности» автора, «непонимании исторического процесса как закономерной смены общественных формаций» [Корхов 1945: 142—144] и т.д., которые занимают порой большую часть текста рецензии, делая ее предсказуемой, скучной и бесполезной. С 1947 по 1950 год на страницах этого журнала систематически появляются рецензии на зарубежные книги по современной истории, которые сегодня отнесли бы к разряду политологических или публицистических [Войтинский 1947: 136—140; Вайнштейн 1947: 140—142; Кан 1947: 142—144]. Эти рецензии представляют собой антизападный фронт, открытый советской гуманитарной наукой, схожий с тем, что после 1933 года был открыт против немецких авторов и изданий. Помимо предсказуемых нападок встречаются тонкие, искусно сформулированные аргументы, талантливые риторические приемы, к сожалению, бессмысленные, потому что западные ученые были не в курсе отклика советских коллег. Все формальные атрибуты жанра в таких текстах педантично сохранялись, однако краткий пересказ работы — обязательная часть рецензии — дополнялся многочисленными комментариями и «подлинными» выводами, которые рецензент делал за автора:

Из предисловия к книге мы узнаем, что она является частью серии, назначение которой — «дать читателям беспристрастный и конструктивный анализ положения на Дальнем Востоке»… Однако с самого начала следует сказать, что никакого «конструктивного» анализа в этой работе нет и под этим термином, по-видимому, подразумевается тот вывод автора, что колонии Англии на Тихом океане должны неизменно оставаться в ее владении [Войтинский 1947: 136—140].

Если сегодня количество рецензий свидетельствует об успехе книги, то в советской периодике настолько прямой связи не было, рецензии писали по мотивам, не связанным с успехом вышедшей работы. Более одной рецензии получали только труды, важные с идеологической точки зрения, — очередной том сочинений классиков марксизма-ленинизма, новое издание истории СССР, курс по истории партии и т.д. В 1930—1950-е годы, по всей видимости, практически не было академических изданий, монографий, сборников, получивших более одной рецензии в крупных общедисциплинарных журналах[3]. Логика плановой экономики распространилась на академический мир, где редакторы считали расточительной публикацию двух, тем более различных, рецензий на одну книгу. Советская историческая наука сталинского периода не приветствовала разнообразия мнений и стремилась говорить не от лица конкретных авторов, а от лица коллективного субъекта — «ученого-большевика», «ученого-марксиста».

Рецензии в исторической периодике 1930—1950-х годов выполняли функцию канала связи, посредством которого советские историки получали информацию о книжных новинках и о состоянии актуальных научных дискуссий. Однако односторонность этого канала, устроенного как радио со слабым сигналом (выбирались преимущественно «правильные» зарубежные издания), предопределила вторичность российской гуманитарной науки на десятилетия вперед. Иногда рецензия становилась идеологическим ярлыком, который размещался на книге и определял, окажется ли она в списке рекомендованной литературы или будет погребена в каталогах библиотек, сохранит ли автор возможность публиковать другие свои работы или подвергнется риску лишения ученой степени. Однако чаще всего рецензии были обзорными, имели жесткую структуру и выполняли информационную функцию, а их авторы ставили профессиональную этику гораздо выше желания выслужиться перед партийными органами.

Библиография / References

[Авдиев 1938] — Авдиев В. Рец. на кн.: Ранке Г. Египетские личные имена. Глюкштадт, 1935 // Вестник древней истории. 1938. № 1. С. 125—126.

(Avdiyev V. Rets. na kn.: Ranke G. Yegipetskiye lichnyye imena. Glyukshtadt, 1935 // Vestnik drevney istorii. 1938. № 1. P. 125—126.)

[Андреев 1946] — Андреев А. Рец. на кн.: Воскресенский Н.А. Законодательные акты Петра I. М., Л. 1945 // Вопросы истории. 1946. № 2—3. С. 139—141.

(Andreyev A. Rets. na kn.: Voskresenskiy N.A. Zakonodatel’nyye akty Petra I // Voprosy istorii. 1946. № 2—3. P. 139—141.)

[Блаватский 1938] — Блаватский В. Рец. на кн.: Помпеянские росписи. М., 1937 // Вестник древней истории. 1938. № 3. С. 227—228.

(Blavatskiy V. Rets. na kn.: Pompeyskiye rospisi. Moscow, 1937 // Vestnik drevney istorii. 1938. № 3. P. 227—228.)

[Вайнштейн 1947] — Вайнштейн О. Рец. на кн.: Хирншоу Ф. Германия — агрессор на протяжении веков. Нью-Йорк, 1942 // Вопросы истории. 1947. № 1. С. 140—142.

(Vaynshteyn O. Rets. na kn.: Khinshou F. Germaniya — agressor na protyazhenii vekov // Voprosy istorii. 1947. № 1. P. 140—142.)

[Войтинский 1947] — Войтинский Г. Рец. на кн.: Хоберд Г. Британская дальневосточная политика // Вопросы истории. 1947. № 1. С. 136—140.

(Voytinskiy G. Rets. na kn.: Khotberd G. Britanskaya dal’nevostochnaya politika // Voprosy istorii. 1947. № 1. P. 136—140.)

[Дмитриев 1945] — Дмитриев С. Рец. на кн.: Из боевого прошлого русской армии. М., 1944 // Вопросы истории. 1945. № 1. С. 135—137.

(Dmitriyev S. Rets. na kn:. Iz boyevogo proshlogo russkoy armii. Moscow, 1944 // Voprosy istorii. 1945. № 1. P. 135—137.)

[Е.К. 1940] — Е.К. Рец. на кн.: Пиотровский Б.Б. Урарту. Древнейшее государство Закавказья. Л., 1939 // Вестник древней истории. 1940. № 2. С. 139—142.

(E.K. Rets. na kn.: Piotrovskiy B.B. Urartu. Drevneysheye gosudarstvo Zakavkaz’ya. Leningrad, 1939 // Vestnik drevney istorii. 1940. № 2. P. 139—142.)

[Кагаров 1937] — Кагаров Е.Г. Рец. на немецкоязычное издание книги Ф. Энгельса «Происхождение, семьи, частной собственности и государства». Цюрих, 1884 // Советская этнография. 1937. № 6. С. 188—189.

(Kagarov E.G. Rets. na kn.: Engels F. Proishozhdenije semji, chastnoj sobstvennosti i gosudarstva. Zurich, 1884 // Sovetskaya etnografiya. 1937. № 6. P. 188—189.)

[Кан 1947] — Кан С. Рец. на кн.: Боуман А. Моральное состояние американской революционной армии. Вашингтон, 1943 // Вопросы истории. 1947. № 1. С. 142—144.

(Kan S. Rets. na kn.: Bouman A. Moral’noye sostoyaniye amerikanskoy revolyutsionnoy armii // Voprosy istorii. 1947. № 1. P. 142—144.)

[Кобылина 1940] — Кобылина М. Рец. на кн:. Блаватский В.Д. Архитектура античного мира. М., 1939 // Вестник древней истории. 1940. № 2. С. 139—140.

(Kobylina M. Rets. na kn.: Blavatskiy V.D. Arkhitektura antichnogo mira. Moscow, 1939 // Vestnik drevney istorii. 1940. № 2. P. 139—140.)

[Корхов 1945] — Корхов Ю. Рец. на кн.: Коултон Г. Средневековая панорама. Англия от завоевания до реформации. Кембридж, 1938 // Вопросы истории. 1945. № 3—4. С. 142—144.

(Korkhov Yu. Rets. na kn.: Koulton G. Srednevekovaya panorama. Angliya ot zavoyevaniya do reformatsii. Kembridzh // Voprosy istorii. 1945. № 3—4. P. 142—144.)

[Крачковский 1938] — Крачковский И. Новое пособие в области южноарабских древностей // Вестник древней истории. 1938. № 2. С. 145—149.

(Krachkovskii I. Novoje posobije v oblasti juzhnoarabskih drevnostei // Vestnik drevney istorii.1938. № 2. P. 145—149.)

[Машкин 1940] — Машкин Н. Рец. на кн.: Besnier M. L’Empire Romain de l’avénement des Sévères au concile de Nicée. Paris, 1937 // Вестник древней истории. 1940. № 1 (10). С. 138—139.

(Mashkin N. Besnier M. L’Empire Romain de l’avénement des Sévères au concile de Nicée. Paris, 1937 // Vestnik drevney istorii. 1940. № 1 (10). P. 138—139.)

[Лурье 1938] — Лурье И. Рец. на кн.: Снегирев И.Л., Францов Ю.П. Древний Египет. Л., 1938 // Вестник древней истории. 1938. № 3. С. 220—223.

(Lurye I. Rets. na kn.: Snegirev I.L., Frantsev YU.P. Drevniy Yegipet. Leningrad, 1938 // Vestnik drevney istorii. 1938. № 3. P. 220—223.)

[Н.М. 1938] — Н.М. Новая работа по истории религии // Вестник древней истории. 1938. № 1. С. 125—128.

(N.M. Novaya rabota po istorii religii // Vestnik drevney istorii. 1938. № 1. P. 125—128.)

[Пассек 1938] — Пассек Т.С. О дилетантизме в науке // Вестник древней истории. 1938. № 1. С. 129—131.

(Passek T.S. O diletantizme v nauke // Vestnik drevney istorii. 1938. № 1. P. 129—131.)

[Смирнов 1937] — Смирнов А. Рец. на кн.: Артамонов М.И. Очерки древнейшей истории хазар. М., 1937 // Вестник древней истории. 1938. № 3. С. 220—222.

(Smirnov A. Rets. na kn.: Artamonov M.I. Ocherki drevneyshey istorii khazar. Moscow, 1937 // Vestnik drevney istorii. 1938. № 3. P. 220—222.)

[Степанов 2016] — Степанов Б.Е. «Кризис жанра»: книжные рецензии в перспективе исследования научной коммуникации // Laboratorium. 2016. № 8(1). С. 82—106.

(Stepanov B.E. «Krizis zhanra»: knizhnyye retsenzii v perspektive issledovaniya nauchnoy kommunikatsii // Laboratorium. 2016. № 8(1). P. 82—106.)

[Стишов 1952] — Стишов И. Об одной порочной диссертации // Вестник Московского университета. 1952. Вып. 2. С. 181—183.

(Stishov I. Ob odnoy porochnoy dissertatsii // Vestnik Moskovskogo universiteta. 1952. Issue 2. P. 181—183.)

[Шмидт 1937] — Шмидт Р.В. Theodore Cressy Skeat — The Dorians in Archaeology. London, 1934 // Вестник древней истории. 1937. № 1. С. 157—162.

(Shmidt R.V. Theodore Cressy Skeat — The Dorians in Archaeology. London, 1934 // Vestnik drevney istorii. 1937. № 1. P. 157—162.)