Сергей Фокин
Власть Пушкина в Сорбонне. Круглый стол «Пушкин и власть» (Сорбонна, Франция, 24 января 2019 года)
24 января 2019 года в Сорбонне в видавшем виды амфитеатре имени Ф. Гизо состоялся круглый стол с лаконичным названием «Пушкин и власть», организованный А. Дюкре, преподавателем кафедры сравнительного литературоведения в старейшем университете Парижа. Очевидная прямота темы ученого собрания словно удваивалась в изящной композиции программки, где имена выступающих и темы докладов окаймлялись оппозицией двух портретов: парадного Пушкина кисти О.А. Кипренского, размещенного на фоне Екатерининского дворца, и карикатурного наброска, в котором поэт запечатлел свое видение графа А.Ф. Бенкендорфа, едва ли не главного из тех демонов власти, что терзали мышление автора «Бориса Годунова».
В ученом собрании приняли участие старейшины цеха французской компаративистики Ж.-Л. Бакес и Э. Анри, прославившиеся также на ниве литературного перевода из русской классики. Почетным гостем Сорбонны стал многоопытный переводчик А. Маркович, который своими новаторскими реинтерпретациями текстов русских классиков XIX века завоевал себе громкую славу главного возмутителя филологического спокойствия французских славистов. В круглом столе приняли также участие известные специалисты по истории русской культуры Т. Викторофф и Т. Бюффе, а также начинающие исследователи Н. Од, Т. Кашина и А. Чумак.
В кратком вступительном слове А. Дюкре представила ряд обоснований темы круглого стола, главным среди которых явилось то обстоятельство, что текст «Бориса Годунова» в переводе А. Марковича был включен в обязательную программу общенационального экзамена
После краткого вступления слово было предоставлено Т. Викторофф, преподавательнице сравнительного литературоведения в Страсбургском университете, которая приобрела известность своими публикациями по творчеству А. Ахматовой, И. Бродского, А.С. Пушкина и культуре православия. В докладе «А король-то голый!» она предприняла достаточно смелую попытку представить сказки Пушкина как своего рода вспомогательную творческую мастерскую, где поэт оттачивал в прелестных ритмах сказочного повествования свои сокровенные философские размышления о природе власти и фигуре государя, запечатленные в монументальных формах «Бориса Годунова».
Тема «царя» в творчестве поэта была подхвачена в выступлении Ж.-Л. Бакеса, почетного профессора Сорбонны, автора ряда монографий и учебных пособий по сравнительному литературоведению, а также нового перевода «Илиады», ранних текстов Ницше и ставшего классическим перевода «Евгения Онегина». Избрав в качестве заглавия к своим размышлениям пушкинскую строку «Ты царь: живи один», ученый обратил внимание присутствующих на ту характерную деталь, что почти во всех французских вариантах переводчики добавляют в предложение союз «следовательно» (donc), усиливая тем самым причинно-следственные связи афоризма и умаляя двусмысленность соотношений понятий «поэта», «царя», «свободы» в сознании Пушкина. Одиночество поэта является царственным, то есть оно почти сродни одиночеству государя, если последний сознает глубину той бездны, что отделяет его от «черни»: этот мотив в творчестве Пушкина французский литературовед проследил по целому ряду текстов, остановившись особенно подробно на «Борисе Годунове».
Тема государя перед лицом безмолвствующего народа получила развитие в докладе «Власть глазами низов: от „Бориса Годунова“ до „Медного всадника“», который был прочитан почетным преподавателем Сорбонны Э. Анри-Сафтье. Выдающаяся переводчица русской литературы, трудами которой во французскую культуру вошли произведения И. Бродского, Е. Замятина, О. Мандельштама, Б. Пастернака, М. Цветаевой, а также Л. Рубинштейна, В. Кривулина, Е. Шварц, равно как авторитетный знаток теории литературного перевода, Э. Анри-Сафтье привлекла внимание слушателей к известной двусмысленности, оставленной поэтом в концовке первой национальной драмы: что же говорит в «безмолвии» народа? Отчаяние, равнодушие или ужас, который должна, по мысли поэта, представлять истинная трагедия? В ходе дискуссии французские литературоведы и переводчики вплотную подошли к ключам последней фразы «Бориса Годунова», правда, так и не вспомнив знаменитой статьи М.П. Алексеева «Ремарка Пушкина „Народ безмолвствует“».
Собственно вопросы, которыми задавалась в своем выступлении Э. Анри-Сафтье, были подхвачены в искусной импровизации А. Марковича, который для начала признался, что именно в этом амфитеатре он первокурсником слушал лекции по французской литературе, возненавидев за семестр как профессора, так и декадента Гюисманса, коему преимущественно был посвящен злополучный курс. Прямо с места, не выходя к профессорскому столу, он представил слушателям свое видение языка Пушкина и задачи переводчика перед лицом этого постоянного стремления поэта к тому, чтобы обезличиться, чтобы вобрать в поэтическую речь всю полноту и все переливы русского языка, не ограничивая его ни индивидуальной авторской культурой, ни жесткими правилами в духе французского классицизма. Главное условие такого рода перевода складывается как из любовной верности букве подлинника, так и из острого сознания непереводимости коренных понятий национальной культуры: во французском языке нет глагола, формально аналогичного русскому «безмолвствовать», не говоря уже о целой ризоме слов однокоренных глаголу «молвить», столь милого сердцу Пушкина и столь уклончивого в ответе на различные призывы переводчиков. Маркович в своей версии «Бориса Годунова» предлагает «faire silence», то есть посредством антонимического перевода передает «молву» через «тишину», однако тяжеловесная конструкция с глаголом «делать» верно передает как сложносоставную форму русского слова, так и тот смысловой оттенок, что своим безмолвием народ хочет что-то сказать.
Послеобеденные дебаты были открыты докладом Т. Бюффе «Амбивалентность фигуры царя в творчестве Пушкина». Специалист по сравнительному литературоведению, которую он преподает в Сорбонне, Т. Бюффе ведет там также курс по литературному переводу с русского языка, работая, в частности, с текстом «Героя нашего времени». В своем выступлении исследователь представил необыкновенную подвижность взглядов Пушкина на фигуру государя: если в «Борисе Годунове» молодой поэт смело ставит проблему генезиса деспотизма, верно схватывая извечную насильственность начал государственной власти, то в «Капитанской дочке» Пушкин-мыслитель представляет сложную концепцию исторического пути России, в которой эпоха «смутного времени» является своего рода прологом к диалектике исторического разума, в которой триумф Петра ставится под вопрос бунтом Пугачева, мятежное начало правления Екатерины содействует внутреннему разрыву между государем и дворянством, а выступление декабристов предстает апогеем радикального разлада между, с одной стороны, чувством дворянского достоинства, аристократической гордостью, истинной вольностью, чего всегда искал Пушкин, с другой — малоподвижным институтом монархии, в котором даже идеальный государь оказывается невольником устоев.
После насыщенного доклада Т. Бюффе, вызвавшего ряд вопросов и замечаний присутствовавших мэтров, в дело вступили молодые исследователи, которые, не в пример тем «филологическим безделицам», что активно обсуждались на первой части круглого стола, в своих выступлениях представляли своего рода концептуальные картины, где определенные аспекты поэтики «Бориса Годунова» демонстрировались в свете актуальных методологических подходов.
Следующий выступающий, Н. Од, несколько месяцев тому назад защитил докторскую диссертацию на тему «Воображаемые признания: сценография исповеди в романе XIX века (Англия, Франция, Россия)», в которой, исходя из поэтики автофикциональных текстов, исследовал механизм религиозного признания в романах А. Радклиф, Ш. Бронте, Ж. Санд, Ф. Достоевского, М. Горького и Ж. Бернаноса. С этих же методологических позиций, позволяющих сосредоточиться на своего рода театральности исповеди, он представил в своем докладе сценографию вольных и невольных признаний, на которые идут различные персонажи «Бориса Годунова».
А. Чумак, выпускница Французского университетского колледжа СПбГУ, которая в настоящее время обучается в докторантуре Сорбонны, сосредоточилась в своем выступлении на тех схождениях и расхождениях, которые характерны для изображения власти народа в тексте Пушкина и в опере М. Мусоргского: если в литературном тексте народ представлен более безликой, но могучей и способной на слепое насилие толпой, то в опере он может являть собой полифоническое начало, возвышаясь местами до героического идеала истинно народной трагедии. В общем, сходные идеи прозвучали в заключительном докладе круглого стола «Сакральность власти в „Борисе Годунове“», представленном Т. Кашиной, которая также обучается в докторантуре Сорбонны, работая над диссертацией на тему «Грех в творчестве Ф. М. Достоевского, П. Клоделя, А. Жида и П. П. Пазолини».
Завершая этот обзор, хотелось бы обратить внимание на одну тенденцию, также не лишенную двусмысленности, о которой столько было сказано в ходе дебатов о Пушкине и власти в России. С одной стороны, очевидно, что цех французских славистов неуклонно стареет и редеет, так что рядовое, в общем, научное мероприятие становится настоящим культурным событием, с другой стороны, вроде бы отрадно видеть, что его готовятся пополнить замечательные русские девушки, которые едут в Сорбонну изучать классическую русскую литературу.