Юлия Козицкая
«Язык мой неспокоен…»: эротические песни акына Джамбула Джабаева
Юлия Козицкая (НИУ ВШЭ, преподаватель департамента истории и теории литературы факультета гуманитарных наук)
Yulia Kozitskaya (National Research University Higher School of Economics, Lecturer, Department of History and Theory of Literature, Faculty of Humanities)
y.kozitskaya@gmail.com
Ключевые слова: эротика, Джамбул, фальсификация, биография, нациестроительство
Key words: erotic literature, Dzhambul, falsification, biography, nation building
УДК/UDC: 821.161.1
Аннотация: Статья посвящена эротическим произведениям, подписанным именем главного акына Советского Союза, символа сталинской культуры Джамбула Джабаева. В архивных документах Джамбула песня на русском языке о Ворошилове и Сталине соседствует с достаточно фривольными текстами. В статье рассмотрены все песни Джамбула на русском языке, содержащие эротический подтекст. Главная цель — выявить, что должен был содержать текст для того, чтобы быть опубликованным. Также в статье выстраивается история отношения к этим текстам в советское и постсоветское время. Так, в последней биографии Джамбула, изданной в 2015 году, эротический компонент исключен из его дореволюционных песен. На основе анализа публикаций песен в разные годы, а также комментариев к ним мы определяем цели издания эротических текстов, написанных от лица главного советского акына.
Abstract: The article is dedicated to erotic works written under the name of Dzhambul Dzhabayev, who was the main akyn (folk poet) of the Soviet Union and a symbol of Stalinist culture. In Dzhambul’s archival documents, a Russian-language song about Voroshilov and Stalin sits alongside relatively frivolous texts. This article looks at all of Dzhambul’s Russian songs containing erotic subtext. The main goal is to find out what a text had to contain in order to be published. The article also traces the history of attitudes toward these texts in Soviet and post-Soviet times. For example, in the most recent biography of Dzhambul, published in 2015, the erotic component has been excluded from Dzhambul’s pre-revolutionary songs. Based upon the analysis of the publication of songs in different years, as well as commentary on them, we define the goals of publishing the erotic texts written on behalf of the main Soviet akyn.
Yulia Kozitskaya. “My Tongue is Restless...” Erotic Songs of Akyn Dzhambul Dzhabayev
Песни национальных певцов в русских переводах стали символом сталинского соцреализма 1930-х годов. Произведения, в которых певцы якобы превозносили Сталина от имени народов советских национальных республик, были направлены на легитимацию советского строя, поскольку их главным мотивом было противопоставление несчастного прошлого и счастливого настоящего советских народов. Главным народным певцом сталинского периода был казахский акын Джамбул Джабаев (1846—1945). Песни Джамбула регулярно издавались на русском языке начиная с 1936 года. Установленным фактом является фиктивность статуса песен: большая их часть была написана на русском языке так называемыми «переводчиками» Джамбула и издана как переводы. Затем некоторые из этих песен были переведены на казахский язык — эти тексты получили статус оригиналов [Витт 2013].
Песни Джамбула функционировали в поле советской литературы на русском языке. Это обеспечивало Джамбулу статус не национального, а советского певца. Именно тексты на русском языке стали знаком советской сталинской культуры. В песнях Джамбула затрагивались все аспекты жизни в Советском государстве. Свое воплощение в песнях получила и тема любви. Все произведения, в которых акын восхищается женщиной и достаточно однозначно выражает сексуальный восторг, при издании помечались как дореволюционные, сочиненные им до 1917 года.
Всего тема эротического влечения так или иначе затронута в четырех песнях на русском языке, подписанных именем Джамбула. Это песни «О, моя милая молодица!», «Абышка», «Айтыс с Айкумыс», «Девушка Кемшат». Для трех из них в архиве г. Алматы были обнаружены подстрочники — записанные прозой тексты на русском языке, авторы которых остаются неизвестными. Поскольку механизм создания песен Джамбула до сих пор детально не описан, нельзя однозначно говорить о цели написания таких подстрочников. Факт их существования может свидетельствовать, что некоторое число песен Джамбула на русском языке на самом деле являлись переводами с казахского. Архивные материалы были собраны в один документ не позднее 1941 года, в пользу этого говорит и отсутствие текстов на военную тему. Особенностью обнаруженных подстрочников является отсутствие типичных песен сталинианы, исключение составляет только «Поэма о Ворошилове», которая была издана в 1937 году в переводе К. Алтайского [Баланина 1950: 51].
Единственный архивный текст о любви, который не был напечатан впоследствии, помещен между двух песен о старости, датируемых 1939 годом. Для четверостишия указан 1933 год, что означает, что Джамбулу на момент его написания было 87 лет [Джамбул 1938а: 3] [1].
О, моя милая молодица!
Продай мне твое масло,
Я знаю твои козни:
Говоря, что ездила на базар продавать масло,
Обманула своего мужа.
(1933) [Джамбул 1941: 61]
Игривое стихотворение, содержащее намек на интимные отношения с женщиной, о которой известно, что она изменяет мужу, очевидно, было слишком небольшим, частный сюжет не привлек внимания редакторов и издателей. Помимо этого, подстрочник есть у стихотворения «Абышка», датированного 1896 годом — Джамбулу в этот год исполнилось 50 лет.
Абышка (по-киргизски старик)
В ауле Мамбет-али
Меня прозвали абышка.
Назвав абышка девушка эта
Задела за мою честь.
Борода абышки
Или ей знакома?
Как я заметил, абышка
Находился не так далеко.
Погляди-ка абышкам
На наш красивый голос.
До утра буду петь, не охрипнет
На самом веселом пиру.
Если сомневаешься в моих словах
Пусть рассудит беспристрастный
Или сама поправляй.
У тебя славное сложение
И понимаешь ты все...
1896 [Джамбул 1941: 128—129]
Стихотворение «Абышка» было издано в переводе А. Брагина в 1946 году в собрании сочинений Джамбула [Джамбул 1946: 17]. Сборник произведений акына не содержал комментариев к песне:
Раз в ауле Мамбет-али
Меня приняли за старика,
Абышка меня нарекли,
Оскорбили меня свысока.
Видно, девушки глаз привык
Замечать рыжеватый клок.
Я же вижу, что твой старик
Был от дома не так далек.
Ты не слышала голос мой?
Не охрипнет он до утра.
Нам с тобой на веселый той
Выйти вместе пришла пора.
Сомневаться ты не должна, —
Справедливость возьмет свое.
Так легка ты и так стройна,
Что сама обнаружишь все [2].
Как можно заметить, в переводе Брагина слово «пир» заменено на казахское слово «той». Замена русского слова понятным из контекста казахским направлено на ориентализацию текста. С помощью такого приема подчеркивается иноязычная природа произведения. Кроме того, в переводе заостряется социальная проблематика. Главная тема архивного текста — обида старика на девушку. Желая задеть, акын намекает, что девушка знает, как выглядят старики. В поэтическом переводе местоимение «твой» намекает на то, что девушка замужем за стариком. Джамбул зовет девушку пойти вместе с ним на праздник — обычно на них проводились традиционные состязания певцов. При этом такое соревнование, на котором девушка «сама обнаружит все», в контексте этого стихотворения может быть понято и в иносказательном смысле. Пояснение к тексту Джамбула в издании 1958 года, подготовленном академией наук КазССР, позволяет определить главную тему стихотворения, на которую комментаторы стремятся обратить внимание читателя:
Когда в 1897 году Джамбул ездил в Киргизию, он побывал в ауле Мамбетали. Эту песню он посвятил одной из девушек из аула Мамбетали, которую просватали за 55-летнего старика. Девушка, увидев Джамбула, прозвала его в насмешку «Абышка», что по-киргизски означает: «старик», Джамбул отплатил ей своей песней. Записал песню Г. Орманов, перевел А. Брагин [Джамбул 1958: 493] [3].
Составление комментария к тексту преследовало несколько целей. В первую очередь, акцент на деталях: название аула, возраст героя стихотворения — что придает тексту большую степень достоверности. Сведения, которые невозможно проверить, создают эффект правдоподобия, поскольку делают историю, рассказанную в песне, не отвлеченной, а основанной на «реальных» событиях. Практика указания на обстоятельства создания известна с первого фальсифицированного сборника песен народных певцов «Ленин в творчестве народов Востока», написанного Леонидом Соловьевым [Соловьев 1930]. Сюжет, изложенный в комментарии, указывает на главную тему песни: подчиненное положение женщины, которую «просватали за старика». Произведение получает выраженную социальную направленность, в нем появляется отсылка к главной социальной проблеме восточного общества — бесправию женщины, которую «продают» за денежный выкуп — калым.
Помимо стихотворения «Абышка» в архиве Джамбула находится подстрочник «Айтыса с Айкумус» [Джамбул 1941: 68—70], изданного в сталинский период лишь единожды в переводе Павла Кузнецова [Джамбул 1946а: 41—43]. Отметим, что Кузнецов, по всей видимости, был автором большей части текстов на русском языке, подписанных именем Джамбула. Как и «Абышка», песня представляет собой обращение к девушке, более того, записанное в традиционной песенной форме состязания двух акынов.
За исключением намека на покинутого «ястребка» — оставленную возлюбленную, — все стихотворение посвящено любовному томлению акына. Несмотря на явно выраженный в подстрочнике и переводе мотив эротического влечения, комментарий 1958 года вновь расширял возможности трактовки:
В 1871 году Джамбул полюбил девушку бурым и похитил свою возлюбленную из аула ее отца. Бий рода Шапрашты Сарыбай Айдосов потребовал, чтобы Джамбул вернул девушку, так как она уже «вдова», ибо за нее уже уплатили калым.(Хотя жених ее умер до свадьбы, девушка считалась вдовой и должна была выйти замуж за человека из того рода, из какого происходил ее жених.) Покорившись обстоятельствам, но в душе не смирившись, Джамбул отправился в дальние аулы. Во время этой поездки в аул Мырзабека между Джамбулом и девушкой-акыном Айкумыс состоялся айтыс. Айкумыс тоже выдавали за нелюбимого. Поэтому в их айтысе одной из важнейших является тема несчастья молодых девушек, которые не могут выйти замуж за любимого. Лицо, записавшее текст песни, неизвестно. Перевел песню П.Кузнецов [Джамбул 1958: 495].
Как можно заметить, комментарий содержит не только такие подробности, как имена и географические названия, но и рассказывает о национальном обычае. Этнографическая вставка привлекает внимание читателя к якобы варварским традициям, бытовавшим среди казахов до революции. Джамбул — главный советский акын, несмотря на свою национальную принадлежность, не только не поддерживает народные обычаи, но и страдает от них. В стихотворении, главная тема которого — эротическое томление, с помощью комментария заострен социальный подтекст. Описание жестокого обычая также служит легитимации советского образа жизни, поскольку противопоставляет новый порядок жизни прежним родовым законам.
Помимо двух названных песен тема любовного томления обнаруживается в стихотворении «Девушка Кемшат», также изданного на русском языке лишь единожды в сталинский период. Песня вошла в корпус дореволюционных песен собрания сочинений Джамбула 1946 года в переводе того же Павла Кузнецова. Подстрочник для песни обнаружен не был.
Красой Кемшат душа моя хмельна!
В бобровой шапочке, кокетливо она,
Лисицею алтайской изгибаясь,
Не подпускает близко скакуна.
Как сокол с высоты б ее схватил,
Была б лицом ко мне обращена!
К высокогрудой сердцем я взлетал,
В байге к копытам пыль не подпускал.
Стервятник падаль ел, а я, орлом
Взлетая ввысь, на выбор дичь хватал.
Для белой щуки в озере степном
Был смолоду упругим я крючком.
Непривлекателен я внешне, но душа
У вольного поэта хороша.
Лицо с душой не сходны иногда, —
Должна она понять, моя Кемшат.
Весенний не увянет ли цветок?
Красе прелестниц не пройдет ли срок?
Не кажется ли тусклым целый мир,
Когда закат приходит на порог?
Примером свою речь я украшал,
Словами говорит моя душа,
Язык мой неспокоен, о Кемшат,
Что много думать, девушка? решай!
* * *
Вечное созданье красоты!
Взорами меня сжигаешь ты
И молчишь, а строгие черты
Укрывают страстные мечты.
Парчовым камзолом стеснена,
Смотришь, гордобровая, с коня, —
Знать, и ты стыдишься с бедняком,
Отвернулась, вижу, от меня.
Я слыхал о суженом твоем —
Зло и скупость совместились в нем,
Прозвище его Кас-Карымбай,
То-то будет сладко вам вдвоем!
Встретимся позднее — и поймешь,
Много ль с ним веселья ты найдешь!
Вспомнишь ты правдивые слова, —
Будет поздно, счастья не вернешь!
[Джамбул 1946а: 8—9]
Вторая часть стихотворения оказывается противопоставлена первой и содержит выраженную критику: бедняк Джамбул не может быть с Кемшат, поскольку она просватана за злого и скупого богача. Комментарий 1958 года к песне добавляет биографических и географических деталей к сюжету:
В 1876 году (Джамбулу 30 лет. — Ю.К.) во время своих поездок по аулам Джамбул заехал в месторасположение родов Кунту и Кокрек. Там в ауле бая Керима Джамбул встретился с дочерью бая красавицей Кемшат. Кемшат слыла хорошим акыном, была избалована славой. Она пренебрежительно отнеслась к неизвестному ей Джамбулу. Живя в ауле Керима, Джамбул узнал обо всех тайнах Кемшат и перед отъездом в импровизированной песне высказал все, что думает о девушке. Со слов Джамбула песню записал Г. Орманов, перевел П. Кузнецов [Джамбул 1958: 491].
Песня отличается от приведенных выше большим количеством художественных средств выразительности, в частности сравнений с животным миром. Так, девушка сравнивается с лисицей, которая «не подпускает близко скакуна». Акын говорит о себе одновременно как о соколе и орле, противопоставляя себя «стервятнику». С помощью отрицательного параллелизма красота сопоставляется с весенним цветком, который неизбежно должен завянуть. Сравнения подчеркивают связь творчества Джамбула с казахской фольклорной традицией, близость песен Джамбула народному творчеству, что и позволяет ему петь за весь народ.
Казахские фольклорные образцы, которые были собраны этнографами, в частности сборники А. Диваева, содержат достаточно большое количество лирических песен, среди которых есть и описание девушки [Диваев 1900: 1—2; 1964: 152]. Однако в случае с песнями Джамбула заметна перекличка с другими текстами. Так, в учебном пособии, содержащем образцы русского фольклора, которое вышло в 1938 году — на пике издания песен Джамбула, можно обнаружить свадебные обрядовые песни, в которых используются те же сравнения, что и в «Девушке Кемшат»:
У нашего князя молодого
Служащих очень много:
Есть соколы ясные,
Орлы быстрые.
[Соколов 1938: 169]
Как можно заметить, все приведенные комментарии строятся по одному образцу. Несмотря на большое количество деталей, единственным источником информации остается Джамбул. Комментарии заостряют социальную проблематику творчества акына. Джамбул, чей авторитет не может быть подвергнут сомнению, выступает в роли рассказчика об угнетенном положении женщины до революции, обличителя социальной несправедливости.
Однако такой тип комментария для песен Джамбула появляется только в 1958 году. Ранние издания песен Джамбула либо издавались вообще без комментария, либо содержали небольшие разъяснения, как, например, «Айтыс с Айкумыс» в издании 1946 года [Джамбул 1946б: 7—9] [7].
Несмотря на краткость комментариев в критических текстах, вышедших до 1958 года, в них уже заметна тенденция толкования абсолютно любых песен Джамбула как произведений, обличающих дореволюционные порядки. Так, пояснения к «Айтысу с Айкумыс» в нескольких биографиях Джамбула 1946 года акцентируют внимание читателя на роли ислама и родового права до революции: «Но над женщиной тяготели жестокие законы родового права. Она не располагала свободой чувства и продавалась, как рабыня, за калым» [Ритман-Фетисов 1946: 65]. После того как Бурым была разлучена с Джамбулом и возвращена к родственникам, акын якобы начал обличать в песнях устои традиционного общества [Там же: 66]. В биографическом очерке глава, в которой затрагивается тема любви Джамбула к Бурым, носит название «под властью родовых обычаев» [Бегалин и др. 1946: 17]. История Джамбула и Бурым отчасти воспроизводит историю Ромео и Джульетты на национальном материале.
В корпусе песен, якобы написанных Джамбулом после революции, тема любви к женщине, в том числе плотской, исчезает. Объяснение этого преклонным возрастом Джамбула (в 1917 году Джамбулу уже семьдесят один год) не представляется достаточным, поскольку один из главных мотивов советского периода творчества Джамбула — обретенная им вторая молодость [8].
Песни, посвященные советским девушкам и, по всей видимости, написанные русскими переводчиками Джамбула, также построены на сравнениях и содержат описание женской красоты:
Глаз сиянье, бровей разлет
И стремленье лететь вперед!
Веселы они и стройны,
И румяны, как спелый плод,
Чисто золото их ресниц.
(1937) [Джамбул 1949: 47]
Однако песня не сводится к описанию красоты девушек, а имеет целью выявление ее источника:
Кто в моей золотой стране
Молодых дочерей взрастил?
Кто сердечную песню мою,
Словно колос полей, взрастил?
Это Сталин — солнце земли,
Наших новых людей взрастил. <…>
Если ж враг на отчизну пойдет, —
Гнев ваш громом над ним прогремит,
И сверкнете, как молния, вы!
[Джамбул 1949: 48]
Поскольку источник девичьей красоты — Сталин, восторженные похвалы красоте обращены к нему — единственному их творцу. Тексты, главная тема которых — описание девушек, представляют собой тексты сталинианы, в которых выражена божественная функция Сталина — роль создателя мира.
Если в ранних текстах красота девушки предназначалась мужчине — при этом доставалась нелюбимому мужу, в корпусе советских песен Джамбула девушки рождены в том числе для того, чтобы защищать родину в минуту опасности. В текстах военного времени роль женщины описана в деталях. песня «Работницам наших полей» [Джамбул 1948: 99—101] издается под двумя названиями, второе — «Девушки на стальном тулпаре» — явно имеет скрытый подтекст, поскольку отсылает к образу амазонки — женщине на коне. Тем не менее подтекст оказывается не реализован, поскольку песня представляет собой отеческое назидание Джамбула:
Родимая! Трактор веди,
С машиной хозяйственно ладь,
За винтиком каждым следи,
Работай танкисту под стать
И, с ним соревнуясь, гляди —
Горючего даром не трать <…>
Ведь нынче — повсюду борьба,
Ведь с трактором дружит ружье,
И Сталин, чье имя — судьба,
На запад теснит воронье.
(1942) [Джамбул 1946а: 416]
Из объекта сексуального желания девушка становится субъектом действия, которой в отсутствие Сталина Джамбул дает поручение: назначает ее ответственной за определенный фронт работ. Сам Джамбул становится проводником слов Сталина, что соответствует его роли в советском национальном дискурсе. Таким образом в поэтическом тексте выстраивается вертикаль власти.
В «советских» песнях Джамбула новое положение женщины описывается с помощью противопоставления прежнему укладу:
Страною любима и песней хвалима,
Найдешь жениха по любви, без калыма.
И будет счастливым и ясным твой век —
Тебя миновала судьба Кыз-жибек!
[Джамбул 1938б: 67]
Все так называемые дореволюционные песни Джамбула необходимы для контраста, негативного фона для советских песен, главной темой которых было превозношение Сталина через прославление изменений, якобы произошедших в стране. Это объясняет тот факт, что песня «О, моя милая молодица» не была издана. Одно из немногих по-настоящему живых стихотворений, подписанное именем Джамбула, не издается, поскольку не отвечает политическим требованиям к стихотворениям народных певцов.
Несмотря на то что эротический контекст в стихотворениях «Девушка Кемшат», «Абышка», «Айтыс с Айкумыс» не комментировался, песни издавались без сокращений. Примечательны изменения, которые вносятся в эти тексты в наше время. Так, в книге «Жамбыл» [Сыдыков 2015] за авторством историка, как сказано в аннотации, «известного не только в Казахстане, но и на всем постсоветском пространстве» Ерлана Сыдыкова, вышедшей в 2015 году, тексты песен подверглись значимой трансформации.
Согласно аннотации, издание «представляет собой наиболее полное жизнеописание великого самородка. Своей целью автор биографии Жамбыла ставил написание новой биографии знаменитого акына с учетом исторического контекста, переосмысление его творчества». Отметим, что издание снабжено вступительной статьей, подписанной именем первого президента Казахстана Нурсултана Назарбаева [Сыдыков 2015: 4—5], содержит фотографии Назарбаева и Путина, что задает определенный политический контекст для жизнеописания казахского акына. Подчеркивается, что Джамбул и Назарбаев происходят из одного казахского рода, состоят в родстве [Сыдыков 2015: 9].
Произведения на русском языке, подписываемые именем Джамбула, продолжают существовать как тексты сугубо политические, однако их содержание трактуется согласно новым установкам. Так, роль Джамбула меняется: он перестает быть советским акыном и становится «глубоко национальным поэтом» [Сыдыков 2015: 5]. Свидетельствует об этом и изменение его имени: в биографии на русском языке имя акына дано в казахском варианте. При этом еще в издании произведений 1996 года используется имя «Джамбул Джабаев»: составители объясняют это уже сложившейся культурной традицией [Джамбул 1996: 17]. Таким образом, биография акына — это не только и не столько повествование о жизни народного певца, сколько пример политики, проводимой в Казахстане и направленной на нациестроительство. Декларируемое родство Джамбула и Назарбаева обуславливает подбор и интерпретацию фактов из жизни акына.
Несмотря на научный статус издания, в нем не указаны ни источники текстов на русском языке, ни имена переводчиков большинства песен. Песня «Абышка» дана в новом переводе, значительно отличающемся от советского, при этом в издании не указан его автор. Стихотворение предваряется развернутым комментарием:
Выяснилось, что пятидесятипятилетний хозяин тайно привел в дом невесту. И в проезжих людях хозяевам чудились преследователи. Вот почему так прохладно был принят поначалу Жамбыл. Однако после такого объяснения акын шутя объявил себя еще более уязвленным. В сравнении с женихом он, пятидесятилетний, чувствовал себя молодым джигитом, а девушка приняла его за старика. Акын взял в руки домбру и спел экспромтом ставшую известной песню:
Раз в ауле мамбеталы
Меня приняли за старика,
Абышка меня нарекли,
Оскорбили меня свысока.
Видно, девушки глаз привык
Замечать рыжеватый клок.
Я же вижу, что твой старик
Был от дома не так далек.
Я ль абышка? посмотри,
Как красиво я пою.
Голос рвется изнутри,
Не охрипну я до зари.
Коль не веришь моим словам,
Проверь, и начну с листа.
Или лучше исправь сама.
Ты прямодушна и чиста,
И открыта любым стихам.
[Сыдыков 2015: 165—166]
Изменение именно тех строк, которые допускают двусмысленность, позволяют предположить, что оно не является случайным и направленно на то, чтобы сделать толкование песни однозначным. Поскольку в этом варианте Джамбул не претендует на внимание девушки, в нем не находит выражения тема неравного и несчастливого брака. Сама по себе песня не является значимой для творчества Джамбула, а история о том, как в небольшом ауле его обидела девушка, не пригласив в юрту, — для его биографии. Однако предваряющее песню толкование содержит детали, которые объясняют причину цитирования этой песни в биографии акына:
…обычай принимать в обязательном порядке любого путника из дальних краев или из близкого аула укоренился в традиционном кочевом обществе с древних времен и соблюдался в прошлые века свято. Путника обязана была принять именно та семья, у юрты которой он решил остановить коня. При этом принято было не спрашивать гостя, кто он, откуда, друг или враг, пока гость не утолит жажду и голод [Сыдыков 2015: 164—165].
Как можно заметить, цель комментария меняется. Теперь он направлен не на разъяснение социальной проблематики, а на описание обычая. Поскольку в комментарии идет речь о традиционном укладе жизни казахов и киргизов, обычай привечать путников должен быть хорошо знаком читателю из Казахстана. Описание дореволюционного обычая в книге, посвященной главному казахскому народному певцу, направлено на актуализацию традиции в культурной памяти.
В отличие от комментария к стихотворению «Абышка», в пояснениях к песням «Девушке Кемшат» и «Айтыс с Айкумыс» используется материал советских изданий, при этом ссылка на источник не дается. Однако история о первой любви Джамбула расширена и дополнена многочисленными подробностями. Особенный интерес представляет тот факт, что Сыдыков не цитирует строфы, в которых содержатся эротические мотивы:
— Я мог ли к тебе, Айкумыс, не спешить?
Я молод, о скалы я бьюсь, чтоб любить,
Я ночью и днем лишь тобою живу,
Тебе ль для худого добычею быть?Девушка иронична и рассудительна. Слабые стороны акынов ей хорошо известны:
— Никто о своей не узнает судьбе...
Гулять по аулам привычно тебе,
А я для кочевий чужих рождена,
Себя не тревожь, хлопоча обо мне!Молодой человек предостерегал, пугая альтернативой жизни с нелюбимым человеком:
— Пойдешь за плохого ты в нерадостный час,
Ты птице чудесной подобна сейчас.
Тогда ж до могилы пробудешь в беде,
И синие мухи забьются у глаз.Девушка заботу о себе оценила, но ей есть что напомнить акыну, наделавшему этим летом шума в роду Шапрашты:
— Ты самоуверенным, милый, не будь,
Как будто всех девушек спас ты, Джамбул.
Зачем же расстался с родным ястребком,
Умеющий зорко предвидеть судьбу? <…>В волнении от нахлынувших воспоминаний Жамбыл горестно говорил:
— Моя Айкумыс, что же делать, прости,
Разъедемся, тайну не выдав в пути…
Лицо твое в памяти я сохраню,
Пока огонек не погаснет в груди.Но, видно, и Айкумыс сильно зацепила акына, если он и в 93-летнем возрасте, по свидетельству Гали Орманова, напевал, забавляя публику:
Высока и полна, Айкумыс, твоя грудь.
Ты первым хранителем тайн моих будь.
Если другому не отданы чувства твои,
На белой груди твоей мне б отдохнуть.
[Сыдыков 2015: 108—109; 112]
По всей видимости, и комментарий Сыдыкова, и прием, при котором пояснения разрывают текст песни, восходят к комментарию в казахском издании Джамбула 1946 года [Жабаев 1946: XX—XXI]. Как и в случае с советской практикой комментирования, Сыдыков, объясняя строки о «ястребке», подчеркивает социальный аспект: «Вот эту историю с Бурым и имела в виду Айкумыс, когда спрашивала у Жамбыла: почему ты расстался со своим ястребком? Девушка не осуждала акына, а скорее говорила о жестокости традиций, лишающих молодых свободы выбора в любви [Сыдыков 2015: 112].
Такой же принцип комментирования, с цензурным изъятием строф, применяется в издании и к песне «Девушка Кемшат»:
Красой Кемшат душа моя хмельна!
В бобровой шапочке, кокетливо она,
Лисицею алтайской изгибаясь,
Не подпускает близко скакуна.
Непривлекателен я внешне, но душа
У вольного поэта хороша.
Лицо с душой не сходны иногда —
Должна она понять, моя Кемшат…
Примером свою речь я украшал,
Словами говорит моя душа,
Язык мой неспокоен, о Кемшат,
Что много думать, девушка? Решай!
(«Девушка Кемшат»)Девушка решила остаться дома. Причина прозаична: у нее был жених. Жамбыл, охваченный страстным чувством, пожелал узнать обо всех тайнах девушки. Видимо, ему это удалось, потому что перед отъездом акын пропел ей новую песню, начинавшуюся словами: «Вечное созданье красоты, / Взорами меня сжигаешь ты / И молчишь, а строгие черты / Укрывают страстные мечты». Последующие строки имели более конкретное содержание:
Я слыхал о суженом твоем —
Зло и скупость совместились в нем,
Прозвище его Кас-Карымбай,
То-то будет сладко вам вдвоем!Песня не помогла. Ничего не сладилось у акына и на этот раз. Оставалось только изливать горькие обиды:
Встретимся позднее — и поймешь,
Много ль с ним веселья ты найдешь!
Вспомнишь ты правдивые слова —
Будет поздно, счастья не вернешь!
[Сыдыков 2015: 106—107]
Связь песни и биографии автора позволяет объяснять каждую строфу с помощью событий из жизни акына. Перемежая строфы комментариями, автор разрывает песню на отдельные строфы и, таким образом, скрывает пропуски.
Поскольку издание песен Джамбула направлено на конструирование нового мифа, социальная проблематика уходит на второй план. В советских изданиях песен эротический компонент был связан с властью. Девушки отказывают Джамбулу во взаимности, поскольку они уже замужем / собираются замуж за богачей, которые наделяются отрицательными характеристиками. В постсоветскую эпоху социальная проблематика уже не является обязательным компонентом произведения. Тексты, в которых Джамбул поет о женщине, оформленные, в частности, в виде шуток [Сыдыков 2015: 324], приписываются в работе Сыдыкова уже пожилому акыну и направлены, по всей видимости, на «очеловечивание», приближение образа известного акына к читателю. Непосредственно эротический компонент в них отсутствует.
Парадоксальным образом, эротические строки, содержащиеся в так называемых дореволюционных стихотворениях Джамбула, в советское время печатались полностью, поскольку были необходимы для тех идеологических целей, которым служили песни. В настоящее время создание нового биографического мифа подчинено глобальной цели нациестроительства. Акын при этом выступает в роли певца угнетенного народа. Строки с эротическим подтекстом изымаются из текстов Джамбула, поскольку не отвечают задачам новой биографии. Постсоветская биография Джамбула, создаваемая в отсутствие официальной цензуры, оказывается более пуристской, чем сконструированная в 1930—1940-е годы. Таким образом, сама структура всех стихотворений Джамбула, в том числе эротических, была обусловлена советской идеологией. Вне этого контекста эротические компоненты теряют свою идеологическую обусловленность и становятся «неудобными» для новых мифотворцев.
Библиография / References
[Бегалин и др. 1946] — Бегалин С., Тажибаев А., Ритман-Фетисов М. Джамбул. биографический очерк. Алма-Ата, 1946.
(Begalin S., Tazhibayev A., Ritman-Fetisov M. Dzhambul. Biograficheskiy ocherk. Alma-Ata, 1946.)
[Баланина 1950] — Баланина Ю. Джамбул Джабаев: рекомендательный указатель литературы. М., 1950.
(Balanina Yu. Dzhambul Dzhabayev: Rekomendatel’nyy ukazatel’ literatury. Moscow, 1950.)
[Витт 2013] — Витт С. Тоталитаризм и перевод: контекст Джамбула / Джамбул Джабаев: приключения казахского акына в Советской стране: Ст. и материалы / Под ред. К. Богданова, Р. Николози, Ю. Мурашова. М., 2013. С. 278—279.
(Vitt S. Totalitarizm i perevod: kontekst Dzhambula / Dzhambul Dzhabayev: Priklyucheniya kazakhskogo akyna v Sovetskoy strane: St. i materialy / Ed. by K. Bogdanov, R. Nikolozi, Yu. Murashov. Moscow, 2013. P. 278—279.)
[Джамбул 1938а] — Джамбул. Песни. Орел, 1938.
(Dzhambul. Pesni. Orel, 1938.)
[Джамбул 1938б] — Джамбул. Песни и поэмы. М., 1938.
(Dzhambul. Pesni i poemy. Moscow, 1938.)
[Джамбул 1941] — Центральный государственный архив республики Казахстан. Ф. 1778. Оп. 1. Ед. хр. 960.
(Tsentral’nyy gosudarstvennyy arkhiv Respubliki Kazakhstan. F. 1778. Op. 1. Ed. khr. 960.)
[Джамбул 1946а] — Джамбул. Собрание сочинений. Алма-Ата, 1946.
(Dzhambul. Sobraniye sochineniy. Alma-Ata, 1946.)
[Джамбул 1946б] — Джамбул. Избранные стихи / Пер. П. Кузнецова. Алма-Ата, 1946.
(Dzhambul. Izbrannyye stikhi. / Transl. by P. Kuznetsov. Alma-Ata, 1946.)
[Джамбул 1948] —Джамбул. Избранные песни. М., 1948.
(Dzhambul. Izbrannyye pesni. Moscow, 1948.)
[Джамбул 1949] — Джамбул. Избранное. М., 1949.
(Dzhambul. Izbrannoye. Moscow, 1949.)
[Джамбул 1958] — Джамбул Джабаев. Избранные произведения. Алма-Ата, 1958.
(Dzhambul Dzhabayev. Izbrannyye proizvedeniya. Alma-Ata, 1958.)
[Джамбул 1980] — Джабаев Дж. Избранные произведения. Алма-Ата, 1980.
(Dzhambayev Dzh. Izbrannyye proizvedeniya. AlmaAta, 1980.)
[Джамбул 1996] — Джабаев Дж. Избранные произведения / Вступ. ст. С.А. Каскабасова. Алматы, 1996.
(Dzhambul Dzhabayev. Izbrannyye proizvedeniya. / Ed. by S. Kaskabasov. Almaty, 1996.)
[Диваев 1900] — Диваев А. Этнографические материалы. Ташкент, 1900.
(Divayev A. Etnograficheskiye materialy. Tashkent, 1900.)
[Диваев 1964] — Диваев А. Казахская народная поэзия. Алма-Ата, 1964.
(Divayev A. Kazakhskaya narodnaya poeziya. AlmaAta, 1964.)
[Ритман-Фетисов 1946] — Ритман-Фетисов М. Джамбул Джабаев. Жизнь и творчество. Алма-Ата, 1946.
(Ritman-Fetisov M. Dzhambul Dzhabayev. Zhizn’ i tvorchestvo. Alma-Ata, 1946.)
[Соловьев 1930] — Соловьев Л. Ленин в творчестве народов Востока. М., 1930.
(Solov’yev L. Lenin v tvorchestve narodov Vostoka. Moscow, 1930.)
[Соколов 1938] — Соколов Ю. Русский фольклор. М., 1938.
(Sokolov Yu. Russkiy fol’klor. Moscow, 1938.)
[Сыдыков 2015] — Сыдыков Е. Жамбыл. М., 2015.
(Sydykov E. Zhambyl. Moscow, 2015.)
[Жабаев 1946] — Жабаев Ж. Шығармаларының толық жыйнайғы. Алматы, 1946.
(Zhabaev Zh. Shyғarmalarynyң tolyқ zhyjnaғy. Almaty, 1946.)
[1] Возраст Джамбула высчитывается согласно данным из его автобиографии. Стоит, однако, отметить ненадежность такого источника — поскольку акын был неграмотным, его автобиография якобы была записана с его слов секретарями.
[2] В более позднем советском издании песен Джамбула текст перевода изменен, при этом заигрывание Джамбула с девушкой приобретает более явный характер:
Раз в ауле Мамбет-али
Меня приняли за старика,
Абышка меня нарекли,
Оскорбили меня свысока.
Я к насмешкам давно привык,
Погоди, — наш наступит срок.
Я-то вижу, что твой старик
Был от дома не так далек.
Ты не слышала голос мой?
Не охрипнет он до утра.
Нам с тобой на веселый той
Выйти вместе пришла пора.
Ты, как легкий тополь, стройна,
Твоя молодость победит.
Ты сама распознать должна,
Кто старик из нас, кто джигит.
[Джамбул 1980: 33]
После тоя героиня должна осознать свою ошибку и понять, что Джамбул еще не старик, а джигит — молодой и крепкий юноша.
[3] Необходимо отметить, что в комментарии неверно указан год: согласно архивным документам, стихотворение было написано не позднее 1896 года.
[4] Здесь и далее ссылки приведены так, как они даны в архивном деле: Айкумус — девушка-акын из рода Шапрашты, из ответвления Мырзабек.
[5] Жених Айкумыс был невзрачным человеком и в предстоящую осень намеревался забрать ее к себе.
[6] Джамбул похитил одну девушку, но бай Сарыбай заставил Джамбула возвратить ее родителям.
[7] Краткие пояснения даны и для песни «Девушка Кемшат», при этом источник их не указан: «Кемшат — дочь Керима из Кунту-Кокрек, Чуйского района. Кемшат была сосватана неким Карымбаем во вторые жены» [Джамбул 1946б: 10]. Примечательно, что роль Карымбая в последующих комментариях к тексту постоянно менялась. Так, в издании 1958 года указано, что Кас-Карымбай — это имя нарицательное, обозначающее жадного бая в казахских сказках [Джамбул 1958: 491]. В издании 1996 года уже приводится ссылка на Коран, недопустимая в советских изданиях: «Карымбай — герой коранического сказания Карун, известный как самый скупой человек и за то наказанный Аллахом. В фольклоре казахов — это образ жадного человека» [Джамбул 1996: 383].
[8] Приведем один из множества примеров:
Под сталинским солнцем и старости нет,
С душою джигита столетний поэт,
Счастливой эпохи счастливый ровесник
Проносит горячие юные песни.
[Джамбул 1946а: XXVIII]